ПАРИЖ I С МОНМАРТРА Город-Змей, сжимая звенья, Сыпет искры в алый день. Улиц тусклые каменья Синевой прозрачит тень. Груды зданий, как кристаллы; Серебро, агат и сталь; И церковные порталы, Как седой хрусталь. Город бледным днем измучен, Весь исчерчен тьмой излучин, И над ним издалека — По пустыням небосклона, Как хоругви, как знамена, Грозовые облака... И в пространствах величаво, Властной музыкой звуча, Распростерлись три луча, Как венец... (Твой образ — Слава!) И над городом далече На каштанах с высоты, Как мистические свечи, В небе теплятся цветы... < *** ^ *** II ДОЖДЬ В дождь Париж расцветает, Точно серая роза... Шелестит, опьяняет Влажной лаской наркоза. А по окнам танцуя Все быстрее, быстрее, И смеясь и ликуя, Вьются серые феи... Тянут тысячи пальцев Нити серого шелка, И касается пяльцев Торопливо иголка. На синеющем лаке Разбегаются блики... В проносящемся мраке Замутились их лики... Сколько глазок несхожих! И несутся в смятенье, И целуют прохожих, И ласкают растенья... И на груды сокровищ, Разлитых по камням, Смотрят морды чудовищ С высоты Notre-Dame... Март 1904 < *** ^ *** III Как мне близок, и понятен Этот мир — зеленый, синий, Мир живых, прозрачных пятен И упругих, гибких линий. Мир стряхнул покров туманов. Четкий воздух свеж и чист. На больших стволах каштанов Ярко вспыхнул бледный лист. Небо целый день моргает (Прыснет дождик, брызнет луч), Развивает и свивает Свой покров из сизых туч. И сквозь дымчатые щели Потускневшего окна Бледно пишет акварели Эта бледная весна. < 1901 или 1902> < *** ^ *** IV Осень... осень... Весь Париж, Очертанья сизых крыш Скрылись в дымчатой вуали, Расплылись в жемчужной дали. В поредевшей мгле садов Стелет огненная осень Перламутровую просинь Между бронзовых листов. Вечер... Тучи... Алый свет Разлился в лиловой дали: Красный в сером — это цвет Надрывающей печали. Ночью грустно. От огней Иглы тянутся лучами. От садов и от аллей Пахнет мокрыми листами. 1902 < *** ^ *** V Огненных линий аккорд, Бездну зеркально-живую, Ночью Place la Concorde, Ночью дождливой люблю я. Зарево с небом слилось... Сумрак то рдяный, то синий, Бездны пронзенной насквозь Нитями иглистых линий... В вихре сверкающих брызг, Пойманных четкостью лака, Дышит гигант—Обелиск Розово-бледный из мрака. 1905 < *** ^ *** VI Закат сиял улыбкой алой. Париж тонул в лиловой мгле. В порыве грусти день усталый Прижал свой лоб к сырой земле. И вечер медленно расправил Над миром сизое крыло... И кто-то горсть камней расплавил И кинул в жидкое стекло. Река линялыми шелками Качала белый пароход. И праздник был на лоне вод... Огни плясали меж волнами... Ряды огромных тополей К реке сходились, как гиганты, И загорались бриллианты В зубчатом кружеве ветвей... Лето 1904 На Сене близ Медина < *** ^ *** VII Анне Ник. Ивановой В серо-сиреневом вечере Радостны сны мои нынче. В сердце сияние «Вечери» Леонардо да Винчи. Между мхом и травою мохнатою Ключ лепечет невнятно. Алым трепетом пали на статую Золотистые пятна. Ветер веет и вьется украдками Меж ветвей, над водой наклоненных, Шевеля тяжелыми складками Шелков зеленых. Разбирает бледные волосы Плакучей ивы. По озерам прозелень, полосы И стальные отливы. И, одеты мглою и чернию, Многострунные сосны Навевают думу вечернюю Про минувшие весны. Облака над лесными гигантами Перепутаны алою пряжей, И плывут из аллей бриллиантами Фонари экипажей, 2 июля 1905 В Булонском лесу < *** ^ *** VIII На старых каштанах сияют листы, Как строй геральдических лилий. Душа моя в узах своей немоты Звенит от безвольных усилий. Я болен весеннею смутной тоской Не сознанных миром рождений. Овей мое сердце прозрачною мглой Зеленых своих наваждений! И манит, и плачет, и давит виски Весеннею острою грустью... Неси мои думы, как воды реки, На волю к широкому устью! 1906 < *** ^ *** IX В молочных сумерках за сизой пеленой Мерцает золото, как желтый огнь в опалах. На бурый войлок мха, на шелк листов опалых Росится тонкий дождь, осенний и лесной. Сквозящих даль аллей струится сединой. Прель дышит влагою и тленьем трав увялых. Края раздвинувши завес линяло-алых, Сквозь окна вечера синеет свод ночной. Но поздний луч зари возжег благоговейно Зеленый свет лампад на мутном дне бассейна, Орозовил углы карнизов и колонн, Зардел в слепом окне, златые кинул блики На бронзы черные, на мраморные лики, И темным пламенем дымится Трианон. 1909 < *** ^ *** X Парижа я люблю осенний, строгий плен, И пятна ржавые сбежавшей позолоты, И небо серое, и веток переплеты — Чернильно-синие, как нити темных вен. Поток все тех же лиц — одних без перемен, Дыханье тяжкое прерывистой работы, И жизни будничной крикливые заботы, И зелень черную и дымный камень стен. Мосты, где рельсами ряды домов разъяты, И дым от поезда клоками белой ваты, И из-за крыш и труб — сквозь дождь издалека Большое Колесо и Башня-великанша, И ветер рвет огни и гонит облака С пустынных отмелей дождливого Ла-Манша. 1909 < *** ^ *** XI Адел. Герцык Перепутал карты я пасьянса, Ключ иссяк, и русло пусто ныне. Взор пленен садами Иль-де-Франса, А душа тоскует по пустыне. Бродит осень парками Версаля, Вся закатным заревом объята... Мне же снятся рыцари Грааля На скалах суровых Монсальвата. Мне, Париж, желанна и знакома Власть забвенья, хмель твоей отравы! Ах! В душе — пустыня Меганома, Зной, и камни, и сухие травы... 1909 < *** ^ *** XII ДИАНА ДЕ ПУАТЬЕ Над бледным мрамором склонились к водам низко Струи плакучих ив и нити бледных верб. Дворцов Фонтенебло торжественный ущерб Тобою осиян, Диана-Одалиска. Богиня строгая, с глазами василиска, Над троном Валуа воздвигла ты свой герб, И в замках Франции сияет лунный серп Средь лилий Генриха и саламандр Франциска. В бесстрастной наготе, среди охотниц-нимф По паркам ты идешь, волшебный свой заимф На шею уронив Оленя-Актеона. И он — влюбленный принц, с мечтательной тоской Глядит в твои глаза, владычица! Такой Ты нам изваяна на мраморах Гужона. 1907 < *** ^ *** В ЦИРКЕ Андрею Белому Клоун в огненном кольце... Хохот мерзкий, как проказа. И на гипсовом лице Два горящих болью глаза. Лязг оркестра; свист и стук. Точно каждый озабочен Заглушить позорный звук Мокро хлещущих пощечин. Как огонь, подвижный круг... Люди—звери, люди—гады, Как стоглазый, злой паук, Заплетают в кольца взгляды. Все крикливо, все пестро... Мне б хотелось вызвать снова Образ бледного, больного, Грациозного Пьеро... В лунном свете с мандолиной Он поет в своем окне Песню страсти лебединой Коломбине и луне. Хохот мерзкий, как проказа; Клоун в огненном кольце. И на гипсовом лице Два горящих болью глаза... 1903 Москва < *** ^ *** РОЖДЕНИЕ СТИХА Бальмонту В душе моей мрак грозовой и пахучий... Там вьются зарницы, как синие птицы... Горят освещенные окна... И тянутся длинны, Протяжно-певучи Во мраке волокна... О, запах цветков, доходящий до крика! Вот молния в белом излучии... И сразу все стало светло и велико... Как ночь лучезарна! Танцуют слова, чтобы вспыхнуть попарно В влюбленном созвучии. Из недра сознанья, со дна лабиринта Теснятся виденья толпой оробелой... И стих расцветает цветком гиацинта, Холодный, душистый и белый. 1904, Париж < *** ^ *** Графине Софье И. Толстой Концом иглы на мягком воске Я напишу твои черты: И индевеющие блестки Твоей серебряной фаты, И взгляд на все разверстый внови, И оттененный тонко нос, И тонко выгнутые брови, И пряди змейных, тонких кос, Извив откинутого стана, И нити темно-синих бус, Чувяки синего сафьяна И синий шелковый бурнус. А сзади напишу текучий, Сине-зеленый пенный вал, И в бирюзовом небе тучи, И глыбы красно-бурых скал. 1909 Коктебель < *** ^ *** Ел. Дмитриевой К этим гулким морским берегам, Осиянным холодною синью, Я пришла по сожженным лугам, И ступни мои пахнут полынью. Запах мяты в моих волосах, И движеньем измяты одежды; Дикой масличной ветвью в цветах Я прикрыла усталые вежды. На ладонь опирая висок И с тягучею дремой не споря, Я внимаю, склонясь на песок, Кликам ветра и голосу моря... Май, 1909 Коктебель < *** ^ *** На книге Лафорга Эти страницы - павлинье перо, Трепет любви и печали. Это больного Поэта-Пьеро Жуткие salto-mortale. < *** ^ *** Ол. Сер. Муромцевой Небо запуталось звездными крыльями В чаще ветвей. Как колонны стволы. Падают, вьются, ложатся с усильями По лесу полосы света и мглы. Чу! по оврагам лесным — буераками Рвется охота... и топот и звон. Ночью по лесу, гонимый собаками, Мчится влюбленный Олень-Актеон. Ходит туман над росистой поляною. Слабо мерцает далекий ледник. К красной сосне, словно чернью затканною, Кто-то горячей щекою приник. Грустная девочка — бледная, страстная. Складки туники... струи серебра... Это ли ночи богиня прекрасная — Гордого Феба сестра? Топот охоты умолк в отдалении. Воют собаки голодны и злы. Гордость... и жажда любви... и томление... По лесу полосы света и мглы. 1902 Париж, Allee d'Obscrvatoire < *** ^ *** БЕГСТВО КЕНТАВРОВ Эредиа Сорвавшись с дальних гор гудящею лавиной, Бегут в бреду борьбы, в безумье мятежа. Над ними ужасы проносятся, кружа, Бичами хлещет смерть, им слышен запах львиный... Чрез рощи, через рвы, минуя горный склон, Пугая гидр и змей... И вот вдали миражем Встают уж в темноте гигантским горным кряжем И Осса, и Олимп, и черный Пелион... Порой один из них задержит бег свой звонкий, Вдруг остановится, и ловит запах тонкий, И снова мчится вслед родного табуна. Вдали, по руслам рек, где влага вся иссякла, Где тени бросила блестящая луна — Гигантским ужасом несется тень Геракла... 1904 < *** ^ *** Из переводов Эмиль Верхарн НА СЕВЕР С темными бурями споря Возле утесистых стен, Два моряка возвращались на север Из Средиземного моря С семьею сирен. Меркнул закат бледно-алый. Плыли они, вдохновенны и горды... Ветер попутный, сырой и усталый, Гнал их в родные фиорды. Там уж толпа в ожиданьи С берега молча глядела... В море сквозь сумерки синие Что-то горело, алело, Сыпались белые розы, И извивались, как лозы, Линии Женского тела. В бледном мерцанье тумана Шел к ним корабль, как рог изобилья, Вставший со дна океана. Золото, пурпур и тело... Море шумело... Ширились белые крылья Царственной пены... И пели сирены, Запутаны в снасти, Об юге, о страсти... Мерцали их лиры. А сумерки были и тусклы и сыры. Синели зубчатые стены. Вкруг мачт обвивались сирены. Как пламя, дрожали Высокие груди... Но в море глядевшие люди Их не видали... И мимо прошел торжествующий сон - Корабли, подобные лилиям, — Потому что он не был похож На старую ложь, Которую с детства твердили им. 1904 < *** ^ *** НОЯБРЬ Большие дороги лучатся крестами В бесконечность между лесами. Большие дороги лучатся крестами длинными В бесконечность между равнинами. Большие дороги скрестились в излучины В дали холодной, где ветер измученный, Сыростью вея, Ходит и плачет по голым аллеям. Деревья, шатаясь, идут по равнинам, В ветвях облетевших повис ураган. Певучая вьюга гудит, как орган. Деревья сплетаются в шествиях длинных, На север уходят процессии их. О, эти дни «Всех Святых»... «Всех Мертвых»... Вот он — Ноябрь — сидит у огня, Грея худые и синие пальцы. О, эти души, так ждавшие дня! О, эти ветры-скитальцы! Бьются о стены, кружат у огня, С веток срывают убранство, И улетают, звеня и стеня, В мглу, в бесконечность, в пространство. Деревья, мертвые... все в памяти слились. Как звенья, в пенье, в вечном повторенье Ряды имен жужжат в богослуженье. Деревья в цепи длинные сплелись. Кружатся, кружатся, верны заклятью. Руки с мольбою во тьме поднялись. О, эти ветви, простертые ввысь, Бог весть к какому Распятью! Вот он — Ноябрь — в дождливой одежде, В страхе забился в углу у огня. Робко глядит он, а в поле, как прежде, Ветры, деревья, звеня и стеня, В сумраке тусклом, сыром и дождливом Кружатся, вьются, несутся по нивам. Ветры и деревья, мертвые, святые, Кружатся и кружатся цепью безнадежною В вечерах, подернутых серой мглою снежною. Ветры и деревья... мертвые... святые... И Ноябрь дрожащими руками Зажигает лампу зимних вечеров И смягчить пытается слезами Ровный ход безжалостных часов. А в полях все то же. Мгла все тяжелее... Мертвые... деревья... ветер и туман. И идут на север длинные аллеи, И в ветвях безумных виснет ураган. Серые дороги вдаль ушли крестами В бесконечность тусклых, дремлющих полей. Серые дороги и лучи аллей — По полям... по скатам... вдаль... между лесами... 1904 < *** ^ *** ОСЕННИЙ ВЕЧЕР В дикой скачке тучи скачут, Тучи в пляске завились. Эй, Луна, берегись! Мгла гудит и разрывается, И деревья на полях То застонут, то заплачут, Выгибаются... Эй, Луна, берегись! Желтый лик больной Луны Мертвый пал в зеркальность пруда, Раздробясь о грань волны, Окруженный бледной просинью — Это ветер свадьбу правит с Осенью. Эй, Луна, берегись! Как тяжелый всадник, рвется ураган, В двери бьет размашисто и хлестко, И гуляет буйный, распален и пьян, С рыжей Осенью по дальним перекресткам. Эй, Луна, берегись! Этот лик святой и чистый, Звезд лампады, нимб лучистый Здесь не к месту средь разгула Пьяного, тяжелого, Там, где Осень с Ветром потеряли голову... В судорогах объятий Вздохи все короче. Беспредельность ночи... Да лишь лес кричит из вихря и тумана Под ударами ночного урагана. Эй, Луна, берегись! Рыщут псы, и липнет грязь на лапах. От полей идет сырой и пьяный запах. И на юг, на север, на восток, повсюду Разлилось дыханье похоти и блуда, Как кошмар прерывистый и рдяный. Ветер с Осенью распутною и пьяной В буйных судорогах упали и сплелись. Эй, Луна, берегись! И собаки воют, точно волки. < *** ^ *** УЖАС В равнинах Ужаса, на север обращенных, Седой пастух дождливых ноябрей Трубит несчастие у сломанных дверей — Свой клич к стадам, давно похороненных. Кошара из камней тоски моей былой В полях моей страны унылой и проклятой, Где вьется ручеек, поросший бледной мятой, Усталой, скучною, беззвучною струей. И овцы черные с пурпурными крестами Идут, послушные, и огненный баран, Как скучные грехи, тоскливыми рядами. Седой Пастух скликает ураган. Какие молнии сплела мне нынче пряха? Мне жизнь глядит в глаза и пятится от страха. 1904 < *** ^ *** ЧЕЛОВЕЧЕСТВО О, вечера, распятые на сводах небосклона, Над алым зеркалом дымящихся болот... Их язв страстная кровь среди стоячих вод Сочится каплями во тьму земного лона. О, вечера, распятые над зеркалом болот... О, пастыри равнин! Зачем во мгле вечерней Вы кличете стада на светлый водопой? Уж в небо смерть взошла тяжелою стопой... Вот... в свитках пламени... в венце багряных терний Голгофы — черные над черною землей!.. Вот вечера, распятые над черными крестами, Туда несите месть, отчаянье и гнет... Прошла пора надежд... Источник чистых вод Уже кровавится червонными струями... Уж вечера распятые закрыли небосвод... 1905 < *** ^ *** КОГДА ВРЕМЯ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ 1 Тесен мой мир. Он замкнулся в кольцо. Вечность лишь изредка блещет зарницами Время порывисто дует в лицо. Годы несутся огромными птицами. Клочья тумана — вблизи... вдалеке... Быстро текут очертанья. Лампу Психеи несу я в руке — Синее пламя познанья. В безднах скрывается новое дно. Формы и мысли смесились. Все мы уж умерли где-то давно... Все мы еще не родились. 15 июня 1904 St. Cloud (Сен-Клу (фр.)) < *** ^ *** 2 Быть заключенным в темнице мгновенья, Мчаться в потоке струящихся дней. В прошлом разомкнуты древние звенья, В будущем смутные лики теней. Гаснуть словами в обманных догадках, Дымом кадильным стелиться вдали. Разум запутался в траурных складках, Мантия мрака на безднах земли. Тени Невидимых жутко громадны, Неосязаемо близки впотьмах. Память — неверная нить Ариадны — Рвется в дрожащих руках. Время свергается в вечном паденье, С временем падаю в пропасти я. Сорваны цепи, оборваны звенья, Смерть и Рожденье — вся нить бытия. Июль 1905 < *** ^ *** 3 И день и ночь шумит угрюмо, И день и ночь на берегу Я бесконечность стерегу Средь свиста, грохота и шума. Когда ж зеркальность тишины Сулит обманную беспечность, Сквозит двойная бесконечность Из отраженной глубины. 1903 < *** ^ *** 4 Валерию Брюсову По ночам, когда в тумане Звезды в небе время ткут, Я ловлю разрывы ткани В вечном кружеве минут. Я ловлю в мгновенья эти, Как свивается покров Со всего, что в формах, в цвете, Со всего, что в звуке слов. Да, я помню мир иной — Полустертый, непохожий, В вашем мире я — прохожий, Близкий всем, всему чужой. Ряд случайных сочетаний Мировых путей и сил В этот мир замкнутых граней Влил меня и воплотил. Как ядро, к ноге прикован Шар земной. Свершая путь, Я не смею, зачарован, Вниз на звезды заглянуть. Что одни зовут звериным, Что одни зовут людским — Мне, который был единым, Стать отдельным и мужским! Вечность с жгучей пустотою Неразгаданных чудес Скрыта близкой синевою Примиряющих небес. Мне так радостно и ново Все обычное для вас — Я люблю обманность слова И прозрачность ваших глаз. Ваши детские понятья Смерти, зла, любви, грехов — Мир души, одетый в платье Из священных лживых слов. Гармонично и поблекло В них мерцает мир вещей, Как узорчатые стекла В мгле готических церквей... В вечных поисках истоков Я люблю в себе следить Жутких мыслей и пороков Нас связующую нить. Когда ж уйду я в вечность снова? И мне раскроется она, Так ослепительно ясна, Так беспощадна, так сурова И звездным ужасом полна! 1903 Коктебель < *** ^ *** |
В библиотеку | М. Волошин |